Парень наконец понял, зачем нужна красная майка.
— Вот чудак, сказал бы сразу. — Он снял с себя майку.
— Внимание! Шапки долой! — закричал Юра, торжественно поднимая красный флаг над первой палаткой;
Все бросились к флагу.
— Ребята, мы просто недооцениваем события сегодняшнего дня, — разволновался Белоглазов. — Ведь мы заложили новый город, а кто бы мог подумать? Через столетия историки много дали бы только за то, чтобы узнать наши имена, и были бы до смерти рады, если бы смогли увидеть наши противные рожи.
— Первым строителям города, ур-ра! — заорал во весь голос Юрка.
Ребята дружно подхватили, запрыгали вокруг костра. Они смеялись и шутили, не придавая значения ни словам Тольки, ни тому, что этот день был действительно днём рождения замечательного города на самой далекой окраине Северо-Востока…
Колосов проснулся и схватился за часы. Проспал? — мелькнула тревожная мысль. Нет. Стрелки циферблата показывали без четверти пять. Значит, его разбудили голоса преферансистов, расходившихся по своим общежитиям.
Транспорт должен был выходить в восемь, снаряжение завьючили Ещё с вечера. Вставать было рано, но им овладело нетерпение и беспокойство. Он оделся. Плотный костюм из индиго, длинные, мягкие портянки, ичиги с носками, разрезанными для выхода воды и шляпа с широкими полями.
Подогнал лямки рюкзака, взглянул на себя в зеркало. На него смотрел, весело улыбаясь, куперовский зверобой. Юра разбудил Анатолия.
— Не морочь голову и ложись. Дорога будет трудной, экономь силы. Кроме того, я буду по пути заниматься поисками. Не мешай спать. — Толька, повернувшись на другой бок, закрылся с головой.
— Ну и дрыхни, герой. Испугался дороги. А я пойду прощаться с Магаданом, — обиженно проворчал Юра и вышел из палатки.
Было сыро. По небу ползли низкие облака. Над головой проносились запоздавшие утки. С речки надвигался туман.
Ситцевый городок тянулся до перевала. По берегу Магаданки чернели штабеля леса, сплавленного молодёжным отрядом Краевского. Такие комсомольско-молодёжные отряды работали на многих других участках строительства.
Удивительно быстро менялся берег этой маленькой речки. Давно ли тут высились леса. А теперь сквозь поредевшие деревья проглядывали срубы построек, груды вынутой земли.
Колосов остановился. Слышался шум прибоя. На берегу бухты ухнул взрыв, подняв коричневые облака пыли.
Туман наползал, кутая склоны сопок, бухту, пароходы. Скоро Магаданская долина уже казалась заливом, а перевал, на котором стоял Колосов, — небольшим островком. Но вот белая плывущая стена, обрушиваясь, заслонила и небо, и сопки, и зелёный островок. Лиственницы, дремавшие у тропинки, вздрогнули. Скоро всё скрылось в непроницаемой пелене.
Стало удивительно тихо. Казалось, убежали сопки, деревья, постройки. Колосов на всём берегу остался один. Его охватило чувство одиночества. Чтобы избавиться от этого ощущения, он поднял камень и с силой швырнул в кусты, но не услышал звука падения. Тогда он громко крикнул, но голос утонул рядом в кустах.
— Валя, — тихо повторил он.
Сердце сжалось и заныло. Он поспешил к палаткам.
В ситцевом городке хлопнула дверь. Навстречу вышел радист Николаев.
— Здравствуй! Чего так рано?
Николаев поправил лямки рюкзака.
— Разве рано только для меня? — и продолжил бесхитростно — Никак не приучу себя к хладнокровию. Всю ночь боялся проспать. Да и в голову лезет всякая чепуха: вдруг лошадь поранит ногу или ещё что. Кого оставят? Конечно, Николаева. Во-первых, никакой солидности, а во-вторых, узнал вечером, что радиостанции пойдут следующим транспортом. Как видишь, случиться может всё.
Сообщение о рациях вызвало тревогу и у Колосова, но он не подал виду и покровительственно заявил:
— Сейчас нас уже ничего не задержит. Путёвочка! — Он похлопал рукой по карману. — А в случае каких-либо осложнений — незаметно вперёд. Понял? В тайге не бросят, да вдвоём и не страшно. В конце концов, всего двести километров — и одни доберёмся.
Уверенность Колосова успокоила Николаева. Он доверчиво сказал:
— Я сразу решил держаться поближе к тебе. Когда узнал, что и ты идёшь этим транспортом, встал пораньше и решил тебя ждать у палатки. Ты не беспокойся, я тоже настойчивый, но героизма вот у меня нет, и я часто боюсь всякой ерунды.
— Чего же ты боишься?
— Сказать стыдно: мертвецов, лягушек и Ящериц.
— Ну, это же мелочь. Скажу тебе, сам их боюсь до смерти.
— Не может быть! — удивился Николаев. — Мне казалось, ты вообще ничего не боишься.
— Ну это как сказать, — многозначительно усмехнулся Колосов.
— Значит, ты согласен держаться вместе?
— Что за вопрос, конечно. — И он заботливо поправил рюкзак Николаева.
— Айда будить Тольку, В экспедиторскую подойдём к самому отправлению, а то ещё будут смеяться: прибежали, как школьники.
— Мне всё равно.
— Да что там у тебя, гири? — удивился Колосов, помогая сбросить мешок.
Николаев вытащил листок бумажки.
— Посмотри, там всё нужное.
В вещах, кроме продуктов, значились охотничьи принадлежности, рыболовные снасти, медикаменты и даже зуммер.
— Почему ты не сдал в багаж? Ты имеешь право на тридцать пять килограммов. Да и зачем тебе зуммер?
— Нас же предупредили — брать только крайне необходимое. Как я мог загружать транспорт этой ерундой, — пожал он плечами. — А кроме того, надо и привыкать. Ну а зуммер, — он немного смутился, — видишь ли, я ещё не в совершенстве им владею. На привалах буду набивать руку.