«Татьяне Михайловне Маландиной».
Город был не таким громадным, как это показалось ночью. Нина опустила письмо и разыскала контору Дальстроя.
У входа и в коридоре толпились люди. За стенками стрекотали машинки, и чей-то мужской голос надрывно кричал:
— Безобразие! Мы не можем ждать! Народу? Да-да, много! Гостиницы, школы, палатки, четыре парохода — всё заселили, некуда принимать! «Смоленск»? Заселили вчера! Оборудуем твиндеки! Давайте «Совет». Не можете? Ну что же, придётся вам объясняться с край-исполкомом.
Через маленькое окошечко в отделе кадров Нина обратилась к женщине в пенсне.
— Топограф Новикова и механик Колосов? Сонечка! — повернулась она к девушке, перебирающей толстые папки. — Дай, пожалуйста, списки людей хозяйства Казапли и электромеханической службы Линцера.
— Директор Дальстроя, товарищ Берзин, приказал формирование управлений и служб начинать на ходу, — поясняла она, пока Сонечка шелестела бумагами, — поэтому стараемся расселить людей по общежитиям, учитывая их профессии. Там живут и руководители. Можно приглядеться и легче комплектовать. Магадан-то пока ещё географическое понятие. Эдуард Петрович решил отправлять в тайгу людей прямо с пароходов. Это и время сэкономит.
Эдуард Петрович милейший человек, но в работе требователен и к себе и к другим. На Вишере его просто обожали. Это человек высокой культуры, со светлой душой и большими заслугами перед революцией. Большой человек, а прост и доступен для всех. — Она улыбнулась. Глаза потеплели. — Вы знаете — это настоящий коммунист!
Соня положила на стол бумаги. Пробежав их глазами, женщина в пенсне сообщила:
— Новикова Валентина, топограф. Пароход «Каширстрой». Первый твиндек, место 74. Колосов — пароход «Смоленск». Это во втором доке, — любезно разъяснила она, — «Смоленск» и «Каширстрой» — рядом.
В открытую дверь бухгалтерии Нина увидела высокого мужчину с красным лицом. Он кричал:
— Бюрократы! Что я, воровать должен? Месяц не отправляют! Да ещё ограничивают в средствах! Я требую…
— Товарищ, поймите! В районе Нагаева льды. Ледоколов нет. Пароходы выйдут, как только очистится море. Но за это время вы уже получили четыре раза аванс, — рассматривая испещрённый печатями договор, спокойно разъяснял бухгалтер. — А кроме того, вам следовало бы немного проспаться.
— Ты, гражданин, моих авансов не считай, — уже миролюбиво заговорил мужчина. — Не на месяц еду в тайгу. А то что выпил вчера немного, так это же от тоски. Может быть, в последний раз в цивилизации. А деньги прошу не для себя — семье подбросить надо. Небось у самого есть детишки.
Бухгалтер снова развернул договор.
— Московское представительство начиная с апреля переводит половину вашего оклада семье. Не дам! — решительно заявил он, возвращая договор, — А если не хватает на водку, идите к начальнику строительного управления товарищу Заборонку. Он пока строит барак на Второй Речке. Там нужны рабочие. Зарабатывайте и расходуйте, как вам вздумается.
— Не дашь? К Заборонку? Я шофёр, а не плотник! Может, ты меня нужники чистить пошлёшь?
— Браток, спокойно! — тронул бухгалтера широколицый парень с перебитым носом. — Посмотрите, гражданин хороший, до чего человека довели. Мужику-то, может, и жрать нечего, а вы — «пьёте». Неблагородно.
— Папаша, не собирай очередь! — вмешался уже третий. — Что же творится? Из человека всю душу вытЯнул! Что тут, Семёновский базар или советское учреждение?
Бухгалтер заколебался. Он уже начал разбирать бумаги, разыскивая заявление.
— Да что вы с ними возитесь, товарищ? — возмутились из очереди. — Это же известные дружки. Не просыхают от Москвы.
— Ну ты, пижон, откуда сорвался? Может, выйдем, потолкуем?
— Вы что, товарищ Шатров, никак угрожаете? — Высокий и худощавый блондин вышел из очереди. — Драться я не умею, но всё равно вас не боюсь. Вы ехали с нами в одном вагоне, живём вместе в общежитии. Вы меня не знаете. Вы никого не знаете, кроме бутылки и ваших дружков. Я пойду в политическую часть и напишу лично от себя заявление. Зачем таких, как вы, везти на Колыму…
— Молодец, Коля! Нужно всем пойти, — поддержали его.
Шатров и его приятель поспешили удалиться.
На «Смоленске» было многолюдно. С палубы любовались морем, с пирса и трапов ловили удочками камбалу и бычков. Болельщики волновались:
— Колька, бросай тут! Говорю, бросай: только что блеснула!
— Тяни, тяни скорей! Сойдёт! Эх ты, шляпа, да разве так ловят! Разиня, такую рыбину отпустил! Тебе не рыбу, а лЯгушек ловить!..
Несколько парней, засучив штанины, бродили недалеко от берега.
Совсем молоденький курносый парень с белыми волосами стоял на борту и внимательно рассматривал камбалу: то заглядывал ей в рот, то засовывал палец под жабры. Он так был поглощён этим занятием, что, когда Нина спросила, где найти второй твиндек, вздрогнул и выронил рыбу на её туфлю.
— Ох, простите! — растерялся он и, схватив рыбу вместе с ногой, покраснел ещё больше.
— Ничего. Ну а где же второй твиндек?
— Вам кого?
— Наверное, не знаете. Колосов, приехал вчера с шестым эшелоном.
— Юрку не знаю? Да что вы! Его уже все знают! — улыбнулся парень.
— Что-нибудь уже натворил?
— Юрка молодчик! Пойдёмте, я вас провожу.
После солнечного дня в трюме было особенно темно.
В углу на нижних койках чернели силуэты людей. Хриплый голос чувственно выкрикивал:
Не вчера ли я молодость пропил,
Разлюбил ли тебя не вчера…
Нина увидела между нарами мужчину со стаканом в руке. По перебитому носу она узнала человека, которого утром в конторе называли Шатровым.