Человек рождается дважды. Книга 1 - Страница 85

Свет потух. Дежурные лампочки еле-еле мерцали в табачном дыму, как ночные светлячки, освещая только себя. Не спали Волк и Дипломат. Они лениво курили, изредка перебрасываясь короткими фразами.

— За что подбросили парню? — спросил Дипломат.

— Необъезженный. Не хочет идти в упряжке, да и брыкается, жаба.

— М-да! — промычал Дипломат, и снова оба замолчали.

Будильник зазвенел настойчиво и громко, Фомин сбросил одеяло и решительно вскочил. В комнате было холодно, печь прогорела ещё с вечера, а он ни разу не подложил дров.

Сергей вымылся, закинул на спину приготовленный ещё с вечера рюкзак и вышел. Ветер гнал белые космы позёмки, и они скрывали не только тропинку, но и всю дорогу.

Он поднял воротник и вышел на полотно трассы. Здесь уже кружились снежные хороводы. Он повернул в управление.

Вот тут меня ожидала Алла Васильевна… — вспомнилась ему встреча с Левченко.

Коньячком соблазнила. На осетринку потянуло! Вот теперь и выпутывайся как хочешь! — упрекнул он себя с горечью.

Всё это время он мучительно переживал случившееся. И не только потому, что разрушилась возможность счастья с Ниной. Его связь с Левченко казалась ему до нелепости грязной и случайной. Но несмотря ни на что он, вопреки рассудку, легко поддавался её очарованию.

Вспомнилась их последняя встреча. Он набрался мужества и высказал прямо, что он о ней думает. В ответ она засмеялась, колко, с иронией.

Ему стало жаль её мужа. Столько ждал, как радовался при встрече, а через неделю вынужден был собрать свои вещи и перебраться в общежитие. Не он ли всё же тому причиной?

В управлении горел свет, и тенями серели на крыльце люди.

— Товарищ Фомин! Все собрались, ждём только тебя! — донёсся нетерпеливый голос.

Васьков пришёл напутствовать работников управления.

— Зачёты — это одна из основных форм перевоспитания бывших преступников в исправительной политике нашего государства, — говорил он, энергично расхаживая по кабинету. — Особенно тщательно следует подойти к коллективам. Разобраться с каждым нарушением и обязательно найти его корни. Поменьше формальностей, побольше здравого смысла. К трудовым коллективам приковано внимание и всех вражеских элементов. Проверять состояние каждого подразделения от закладки продовольствия в котлы до правильности выписываемых нарядов.

Фомин слушал рассеянно. Мысли продолжали кружиться, вызывая ощущение пустоты.

— Чёрт возьми, да при чём здесь Левченко? — вдруг проговорил он вслух.

— Вы что-то хотите сказать, товарищ Фомин? — посмотрел на него Васьков.

— Нет-нет — смутился он.

Васьков подошёл к вешалке и взялся за шубу. Фомин поднялся и сразу вышел. В коридоре его ждал Прохоров. Он был бледен, угрюм, с отёками на лице.

— Ты что это? Уже выписался? — спросил его Фомин.

— Хватит, оклемаюсь в тайге, — махнул он рукой и робко попросил — Разрешите с вами на машине. Колонна выходит дальше в тайгу, до Чёрного озера, боюсь остаться.

— Пожалуйста! — Фомин положил ему на плечо руку и, пропуская впереди себя, тихо спросил — Кто всё же тебя? Может, следует принять какие-то меры? Хотя причина Ясна — медикаменты?

— Не только. А кто, зачем вам? Постараюсь управиться сам. — Он озлобленно блеснул глазами и хлопнул себя по карману. — А самая подходящая мера — гаечный ключ потяжелей.

— Напрасно, Прохоров, напрасно. Получишь Ещё один срок.

— Напрасно содержат всех в одной куче, — перебил его тракторист. — Сядешь бытовиком, а выйдешь уголовником.

Измученный снежной пылью, серый рассвет медленно разгонял тьму. Водитель сигналил: торопил пассажиров. В каркасе горела печь и было жарко. Грузовик рванулся, пламя в печке метнулось и весело загудело.

ГЛАВА 21

Тайгу закутала белая мгла. На окнах бараков причудливые наросты льда. Зарывшись с головой в белые меха, тихо дремал Среднекан. Таких сильных и устойчивых морозов не помнили и старожилы.

Юрий проснулся от ощущения, будто кто-то ледяным пальцем пробуравливал ему бок и уже подбирался к позвонку. Он подвернул под бок одеяло и приложил руку к стене. Холодные струи проникали в пазы. Топилась печь, но промёрзшие углы юрты не оттаивали вовсе. Горел свет. Гермоген собирался в Сеймчан. По утрам он хлопотал над своими пожитками и тайком чинил зимние вещи Колосова.

Что может быть дороже дружбы?

Старик в последние дни был особенно заботлив, хотя постороннему человеку вряд ли удалось бы это заметить.

Гермоген сидел на корточках в своём уголочке, рядом с раскрытым чемоданом Юрия и пришивал к его белой сорочке огромную зелёную пуговицу.

Где он раздобыл это зелёное чудо? Может быть, ещё в молодости выменял для своей невесты на дорогую шкурку у какого-нибудь хитрого купца? Славный, милый старик!

Юрий не выдержал, вскочил и, схватив старика, крепко обнял за плечи.

— Догор! Друг ты мой! Хороший ты человечище! Ты и не знаешь, как дорога мне твоя пуговица!

Гермоген нахмурился.

— Дорогой вещи сопсем нету. Дорогой люди есть, Носи, будет хорошо, пожалуй. — Он вышел. Юрий решил порадовать старика,

Он рассовывал в уголки его поклажи свёртки с подарками так, чтобы тот находил их не сразу, а совсем случайно.

Толька вошёл неожиданно. Юрий отпрянул, зацепился за носик чайника, стоящего на столе, опрокинул на себя воду, рассердился:

— Чего тебя носит чуть свет? — прорычал он, но, разглядев на ногах Белоглазова один серый валенок, а другой Могилевского — чёрный с загнутым голенищем, Юрий расхохотался. — Может, так и красиво. Но я представляю, как мечется сейчас Мишка. Ему ведь пора на работу. Вот он тебе уже задаст.