Человек рождается дважды. Книга 1 - Страница 95

— Ну ладно, ладно, что там толковать, — перебил его Глушков и пожал руку. — Теперь не до разговоров, а надо за дело браться.

— Ну говори, что надо делать.

— Работы много. Тащите топоры и пилы. Двое будут вмораживать ворот, а ты следи за машинами, чтобы не заглохли моторы и не прихватило ходовую часть. Остальные на берег. Будем рубить жердяк и вмораживать в наледь в виде дорожки. Тут надо всё делать наверняка. Не возьмём тракторами, потащим воротом, может, оно и дольше, да надёжней, — Глушков подтянул ремень, хотел что-то добавить, но раздумал, только махнул рукой и пошёл на берег.

К утру сделали настилы, подготовили ворот и вымостили выезд для гусениц. Когда вытаскивали вторую машину, верхний слой льда не выдержал и рухнул вместе с настилом. Теперь все поняли разумную предусмотрительность Глушкова.

Трактористы молча разошлись по своим машинам, а Глушков уже отправился вперёд и простукивал лёд в поисках дороги.

Перевал встретил колонну новыми неприятностями. К утру мороз спал, набежали тучи, начинало мести. Трактора продвигались с большой осторожностью. Впереди колонны шёл Барановский и простукивал лёд, за ним следовал Тыличенко. Глушков возился с маслофильтром и отстал.

Скоро показалась голая вершина перевала. Вася постоянно наклонялся над мотором. Прохоров ехал позади.

— Ну что, Вася? — крикнул он. Тот прислушался и тряхнул головой. По его губам и расстроенному лицу было понятно, что он ответил: «скрыжит».

Вот-вот развалится подшипник. Что делать? На буксире тащить нельзя и перепрессовать на морозе невозможно. Остаётся одно — бросать машину, но Глушков не из тех людей, которые на это согласятся. Значит, надо делать невозможное. Одна эта мысль вызывала ужас.

Лёд кончился, Тыличенко перешёл на вторую скорость, переключился и Прохоров. Трактор мягко пошлёпал по снегу. Он осмотрел подъём, намечая маршрут. Крутовато, что делать. А там тридцать километров — и их ждёт отдых и баня. Настоящая баня по-чёрному. Мечта! Он улыбнулся и вздрогнул: сани передней машины поползли назад. Он едва успел рвануть трактор, чтобы не разбить радиатор. Прохоров вскочил на ноги и обомлел.

В углублении тракторного следа виднелся вмятый гусеницей тулуп Барановского. Тот пытался подняться, но сразу же уткнулся в снег и затих.

— Наехал на Барановского! — вскрикнул Прохоров и через мгновение уже был с ним рядом. — Митя, да ты что? Нога? Ну, держись за шею, сейчас в домик — и разберёмся! — Он подхватил тракториста на руки. Тот только скрипел зубами.

Положили Барановского на тулуп и разрезали штанину ватных брюк. Три перелома ноги. Ни аптечки, ни бинта, ни чистой тряпки.

— Вася, быстро за Аркадием! Митя, терпи, придёт Глушков, что-нибудь придумаем.

— Что вы тут натворили? — строго спросил Глушков.

— Вот смотри. Вася наехал на полу тулупа Барановского, ну его и затянуло под гусеницу.

Барановский лежал с закрытыми глазами, морщил лицо и, кусая губы, смахивал рукой пот. Услышав голос Глушкова, он открыл глаза.

— Вот видишь как. Вчера кулаками махал, а сегодня… — еле слышно прошептал он и покосился на закрытую телогрейкой ногу. — Пропал я, Аркадий. Тайга!

Глушков понимал, нужно оказать помощь и поддержать настроение больного. Но как? Ему не приходилось делать перевязки даже простого пореза. Но было Ясно одно — ему поручены машины и люди. Значит, надо чинить и сломанную ногу Барановского. Он с решительностью отбросил телогрейку.

— Откуда ты взял, что никто не поможет? Да это разве перелом? Вот за Байкалом, на лесоповале, одного парня подмяло. До посёлка сто вёрст. Что делать? Ну и пришлось мне за хирурга. Через шесть месяцев плясал. А ты — некому.

— Нет, верно? — обрадовался Барановский.

— А что? Только ты потерпи, — усмехнулся Аркадий и сразу же начал распоряжаться. — Лишние на улицу. Ты, Прохоров, открой мой чемодан, там в углу бутылка и чистая рубаха. Нашёл? Дай спирт сюда! Теперь оторви от Ящика две доски! Вон те, боковые. Оторви от рубахи рукава и дай сюда!

Он вымыл спиртом руки, протёр осторожно ногу больному, налил пол кружки и подал Барановскому.

— На, выпей. Другого лекарства нет.

Дощечки он примерил по ноге, подготовил шнурки.

— А вата? — напомнил Прохоров.

— Да, вата! — спохватился Аркадий. — Дай Васину телогрейку, она чистая. — Он разрезал её на полоски. — Ну как, взяло? — наклонился он к Барановскому и показал глазами Прохорову: мол, готовься.

Нога распухла и посинела. Нужно было поставить всё на свое место. Аркадий волновался, но не показывал виду. Он налил себе спирта, выпил, позвал Тыличенко.

— Вася, ты подержишь Митьку. Ты, Прохоров, будешь тянуть осторожно за ступню, а я поставлю на место кости и закреплю лубки. Ну а тебе, Митька, придётся маленько потерпеть.

Наконец нога была в лубках и хорошо забинтована.

— Ну, что же делать будем, Аркадий? — спрашивали трактористы, толпясь у избушки.

— Как что? Ехать! — спокойно отвечал тот.

— На машине Тыличенко стучит бортовая, да и Митька?..

— Пока стучит — поедем. Развалится, тогда будем думать. А Барановскому придётся терпеть. Теперь не так страшно.

На самой вершине перевала рассыпался бортовой подшипник на тракторе Тыличенко. Аркадий долго ходил вокруг машины, слушал вой ветра и смотрел, как бушевала метель. Надо было решить, что делать. Задерживать колонну нельзя: в домике лежал Барановский. Отправить больного с одной машиной опасно: в любой момент могли рассыпаться гусеницы. А вдруг наледь? Пропадёт парень. Бросить трактор, который должен был решать судьбу проезда, — преступление.