Тот покачал головой и молча взялся за стрижку.
— ВзглЯните! — поднёс он зеркало, но Валя, положив деньги на тумбочку, выбежала из двери.
— Возьмите, возможно, ещё пригодятся, — проговорил мастер, собрав волосы, но Валя уже бежала к своей ольхе. Села на берегу. Вода лопотала что-то грустное и непонятное. Под воронками и серебристой гривой перекатов мелькали быстрые тени рыб. На тихом плёсе резвились мальки горбуши, открывали большие рты, пытаясь что-то схватить.
Но вот набежала тучка, и в зеркале воды исчезли все краски. Дохнуло прохладой. Валя схватилась за голову, волосы распушились. Юрка, Юрка, да неужели это правда? Нет, этого не может быть. Ей вспомнилось: «Буду ждать хоть целую жизнь…» По существу, не было ни объЯснений, ни обЯзательств. Да и было ли всё это любовью? Пожалуй, нет. Разве она не сделала всё, чтобы он остался? Но он даже и слушать не хотел. А целовался? Кто бы отказался, если девушка сама висла на шее.
Она наклонилась над водой и увидела своё отражение. Голова казалась большой и круглой, как шар. Что она представляет собой? Ровным счётом ничего. Дурнушка. Никому не нужная дурнушка. Ей стало жаль себя, и она расплакалась. Она сумеет отрезать от своего сердца Юрку, как остригла свои косы. Пусть ничего не останется старого.
— Валя! Да никак вы плачете? — услышала Валя за спиной знакомый голос. Смахнув слёзы и накинув платок, оглЯнулась, К ней подходил Фомин. Позади, что-то оживлённо обсуждая, шли ещё двое незнакомых военных и Нина.
— Заплачешь, когда глаза полны пыли. Сижу и промываю, — ответила она, стараясь говорить непринуждённо.
— Валюша! Да что с тобой! — бросилась к ней Нина, опустилась рядом и посмотрела в лицо. — Засорила? Сейчас этому горю поможем. — Она вытащила, из сумочки платочек. — А вот и соринка. Давай посмотрим второй, — Она улыбнулась, — Ну и всё.
— Спасибо! Куда это вы? — улыбаясь сквозь слёзы, спросила Валя.
— Совещание. Сейчас перерыв. Вышли немного пройтись.
Военные, продолжая разговор, уселись недалеко, Сергей сел между женщинами и военными.
— Я согласен. Решительная борьба с тюремными традициями и влиянием уголовной среды возможна только при новых формах работы, — говорил военный с тонкими усами и бледным лицом.
Второй трЯхнул энергично головой и поправил длинные волосы.
— Нет, Эдуард Петрович прав. Нужно сначала мобилизовать всю здоровую часть лагеря. Пусть они повседневно занимаются перевоспитанием уголовников. Рецидивисты растворятся в коллективе.
Фомин не выдержал и вмешался в разговор.
— Важно сохранить принцип добровольности и самостоятельность правления коллективов. Пускай они решают, кого следует принимать. А мы постараемся подсказать.
Вале надоело слушать о проблемах лагерных преобразований, да и Нина не принимала участия в разговоре. Она рассеянно водила по воде прутиком. Новикова обнЯла её и посмотрела на Фомина.
— Сергей Константинович, дамы скучают.
— Простите, просто увлёкся. Это наш животрепещущий вопрос. Скоро продолжится совещание, нужно обменяться мнениями.
— Вам же хочется туда. Идите, а мы посидим. А то вы ни нашим, ни вашим, — издевательски усмехнулась Валя, покосившись на мужчин.
Сергей не знал, как и быть. Ему хотелось принять участие в разговоре, но он боялся обидеть женщин.
— Зачем же так, Валюша. Люди занимаются нужным и полезным делом.
— А вчера? Это тоже полезное дело? — перебила она Нину. — Эх вы, мужчина, тряпка вы!
— Идите, Сергей. Валя просто не в духе.
Он подсел к военным.
— Ты его простила?
— Прощают и преступников, а он ничего не сделал. Просто не решился по своей мягкости огорчить даму,
— А я бы нет.
— У тебя что-нибудь случилось?
— Остригла волосы и злюсь.
— Только?
— Да, и всё прежнее тоже. Я не твой Сергей — и туда и сюда. Вот найду себе кавалера. Пусть знает.
— Валюша, что ты говоришь? Успокойся.
— Ты, Нина, не волнуйся. У меня всё в порядке. Мне просто уже исполнилось девЯтнадцать лет.
— Таёжники! Пора вставать, так и до зимы проспать можно!
Колосов вскочил и протёр глаза. Проснулись и ребята. В дверях барака стоял секретарь парткома Краснов.
— Михаил Степанович! Вы уже тут?
— А где же ещё? — засмеялся Краснов. — Комсомолия? Юрка! Значит, и ты здесь. Вот это хорошо! — Глаза его заискрились.
— Здесь, а где же ещё? — задорно ответил Юрка и радостно засмеялся.
— Что, и самому не верится?
— Верится, но всё это здорово.
Краснов пожал всем руки.
— Вот что, молодежь, идите в контору технического сектора. Сегодня уходят транспорты на прииски и на стан Среднекана — это в двадцати километрах от Усть-Среднекана на Утинку через Оротукан. Времени терять нельзя. Разберитесь с назначениями.
— Михаил Степанович, а где же радиостанция? Не хотелось бы терять время впустую, — забеспокоился Колосов.
— Как где? Хотя бы на той площадке, — блеснул лукаво глазами Краснов.
— Но там же ничего нет?
— Нет — будет. Плотничать не приходилось?
— Нет, но если покажут, осилим.
Краснов обнял Колосова за плечи.
— Дадим пару плотников, и дело пойдёт. Главное, не бояться.
— Факт! А как с радиостанцией? Мне сказали, что она отказала.
— Ничего, получена новая. Пока будете сплавлять лес и разбирать кунгасы на доски, мы подготовим помещение. Ну ладно, ещё встретимся. — Он поправил ружьё и пошёл к другому бараку.
К вечеру устье Среднекана опустело. Белоглазов ушёл на горный участок Среднекана — ключ Борискин. Космачёв — в старательскую артель. Женя осталась в техническом секторе, а Шулин был назначен управляющим прииска «Таёжник» в оротуканской группе приисков. Разошлись по таёжным участкам и остальные. Только небольшая бригада достраивала химлабораторию.